Вдвоем мы забираемся на кровать, сидим, поджав ноги, совсем как маленькие девочки, уплетаем одну булку за другой.

— Как он сейчас? Рана не опасна? — спрашиваю осторожно.

— Ему гораздо лучше. Физически. Хотя он растерян, если не сказать раздавлен.

— Моим поступком?

Она кивает.

— Понимаешь, — Мика со вздохом откидывает с лица прядь упавших волос, — любому ардере сложно понять и принять наши слабости. Они живут слишком долго, чтобы помнить, каково это — совершать ошибки, метаться, идти за голосом сердца, а не разума. Они привыкают держать в узде эмоции, чтобы не ранить окружающих и самих себя. Наша импульсивность для них необычна. Хорошо, если владыка выше предрассудков их народа, а мне просто повезло, что Кеган живет в окружении человеческой семьи. Однако другие, особенно те, кто потерял родных на войне или во время восстания, слишком сильно отличаются. Они поймут и примут выбор своего правителя, просто дай им время.

— А Кеган знает, что ты тут?

— Да, он просил сехеди позволить нам встретиться. Всего раз, пока всё не разрешится окончательно. В его душе сомнения, но он не так слеп, как остальные, давно понял, что для Дорнана ты гораздо больше, чем способная к рождению детей избранная.

— Мика, прости, но вам обоим лучше держаться от меня подальше.

— Догадываюсь. Потому не спрашиваю ни о чем. Просто хочу, чтобы ты знала: я верю в вас с Дорнаном всем сердцем. И всегда буду на вашей стороне, что бы ни случилось.

— Спасибо.

Мика кивает, потом встает, отряхивает платье.

— Прости, но мне пора идти, время для простой молитвы вышло, не хочу тревожить охрану и привлекать к тебе лишнее внимание. Меня ведь теперь не выпускают на улицу одну, а двое молодых соарас, рвущихся исполнять обязанности как можно лучше, — это почти как Сил и Кейдн, только еще хуже, — смеется она.

Я провожаю подругу до двери, обнимаю её на прощание.

— Береги себя, — уже в коридоре она оборачивается через плечо, темные волосы падают на спину плащом. Яркая, восхитительная, женственная и такая чуткая к близким. Везунчик ты, Кеган. Храни свою избранную и не вздумай рисковать собой, вы оба заслужили быть счастливыми.

— И ты, подруга.

Главa 31. Искра жизни

Когда на город опускается ночь, я начинаю мерять шагами комнату в ожидании новостей. Как дела у Дорнана, удалось ли найти Риана и остальных киссаэров, что с Руэйдри, увижу ли я сегодня владыку?

Выходить из комнаты я не собираюсь, но прижимаюсь к ней ухом, вслушиваясь в редкие шаги по коридору. В определенный момент одергиваю себя: ну честное слово, как ребенок, подслушивающий разговоры взрослых. Отворачиваюсь к окну, заставляю себя думать о приятном: о родителях, подруге, о… колючих еловых лапах, прикрытых тонкой тканью плаща. От этих воспоминаний становится душно и хорошо, на несколько минут я совершенно забываю об окружающем мире.

И, конечно же, пропускаю момент, когда появляется сехеди.

— Смотрю, ты действительно ведешь себя как мышка. Благоразумие иногда проявляется даже у людей? — спрашивает он, входя в комнату без приглашения.

Срываюсь с места. Новости! И, судя по спокойному виду дракона, хорошие. От радости забываю всякое почтение и обнимаю сехеди. Он не отталкивает меня, но и не отвечает, однако глаза выдают: седовласому ардере всё же приятен мой искренний порыв.

— Если это попытка задушить меня, — насмешливо произносит Айоней, — то сжимать надо шею, а не грудную клетку. Хотя ты явно не доросла.

— Что вы, — смущенно отступаю, понимая, что позволила себе слишком много. Задушить дракона мага и воина, который почти на голову выше и шире в плечах раза в два? На такую глупость даже я не способна. — Просто рада вас видеть.

— Сдержанность — главное достоинство правителей, — он говорит так, будто читает нотации малышне. — Или вы всех подданных будете обнимать просто потому, что счастливы? Почти неприлично счастливы, позволю себе заметить. И необоснованно к тому же — слишком шатко ваше положение и вся ситуация в целом.

— Простите, почтенный Айоней, — склоняю голову. — Я буду вести себя скромнее.

Он недоверчиво хмыкает, но не спорит.

— Сядь, торопливая человеческая женщина. Есть новости.

Для Дорнана и остальных день выдался насыщенным. Киссаэров действительно удалось разыскать, не хватало только Риана и одного из его младших помощников. Пойманных допросили: они признались, что участвовали в нападении на Кегана и Грейнн, но ни словом не подтвердили свою связь с Руэйдри. Выходило, что с самого начала командовал Риан. Если кто-то из ардере и помогал заговорщикам, то делал это крайне осторожно. Магия для пожара была взята из самых свежих запасов, так что эта ниточка оборвалась, едва потянувшись.

А вот в городе повисло напряжение. Те, кто еще помнил восстание, горестно вздыхали и качали головами, остальные настороженно обсуждали подробности нападения. Были даже те, кто спешно паковал вещи и собирался к родне, подальше от столицы. Дорнан не возражал, справедливо полагая, что это к лучшему.

Мнения ардере относительно моего поступка разделились. Одни требовали едва ли не казни, другие справедливо замечали, что для человека из-за Стены, лишенного дома и поддержки, я поступила хоть и опрометчиво, но предсказуемо. Много кто запомнил слова сехеди и заметил его покровительственное отношение ко мне — и это ощутимо качнуло чашу весов в мою пользу. Не настолько, чтобы получить прощение, нет. Но у меня появилось самое важное: время и шанс доказать, что я стою большего.

— Почтенный Айоней. Почему вы заступились за меня не только перед Дорнаном, но и перед остальными?

— Уж не из личной симпатии, можешь не питать иллюзий.

— Знаю. И даже догадываюсь об истинных причинах, но всё же хочу знать ваше мнение, а не опираться на собственные домыслы.

Он усмехается одобрительно.

— Вот именно поэтому: ты, похоже, начинаешь слушать не только себя и перестаешь видеть в своей скромной персоне центр мира.

Вспыхиваю от этой завуалированной насмешки, прикусываю язык, чтобы не начать оправдываться.

— Ты не глупа, Лиан, хотя тороплива, порывиста, и мудрости тебе тоже не хватает, — продолжает он. — И всё же ты не малодушна, не безответственна, можешь пожертвовать личной выгодой ради других, а это, пожалуй, важнее даже твой избранности.

— И только?

— Нет, конечно.

— Из-за Дора?

— Разумеется. Нельзя идти в бой с разбитым сердцем. А дальше пусть решат боги и время.

— Что ж, — произношу, заглушая настойчивый шепот задетого самолюбия, — спасибо за откровенность.

— Не за что, — сехеди пожимает плечами, показывая, что обсуждать тут больше нечего, и меняет тему. — Сегодня спешно готовились к третьему этапу отбора.

— Так быстро?

— Церемония пройдет завтра с утра, займет совсем немного времени, но даст хоть какую-то гарантию надежности будущих браков.

— Каким образом?

— Дорнан настоял на проведении особого ритуала. Это что-то вроде слияния разумов. Сложно описать словами, но вполне можно почувствовать. Никакой лжи, никаких тайн. Для обоих.

Стыд обжигает щеки огнем. Похоже, мой поступок пошатнул умение алти-ардере верить на слово. Сложно его винить, тем более что в этих условиях лучше проявить излишнюю подозрительность, чем доверчивость.

— Ну вот, опять думаешь, что весь мир вертится вокруг тебя? — В голосе Айонея звучит легкая насмешка. — Не могу сказать, что это стандартная часть отбора, но всё же довольно распространенная. Не придавай ей слишком большую важность.

— Неужели так заметно?

— Ты все время забываешь, с кем говоришь, человеческая женщина, — качает головой сехеди. — Видишь во мне того, кем я не являюсь, наделяешь людскими чертами, хотя я не человек и никогда им не был. Любая форма — это обман, просто оболочка, способ сделать жизнь удобнее.

— Возможно. Простите, но я не могу почувствовать того, о чем вы говорите. Понять, запомнить — да, ощутить — нет.