Из окон в помещение бьет золотистый свет, в его косых лучах танцуют крохотные пылинки. Брейди за моей спиной оглушительно чихает. Оглядываюсь — мужчина утирается рукавом, трет глаза, бросает сердито:

— Когда тут убрались в последний раз? Сюда бы тряпку и ведро с водой.

— Вот и займись, если времени много. — Я шагаю навстречу появившемуся из-за стеллажей старику. — Здравствуйте!

Тот щурит подслеповатые глаза, потом невозмутимо кланяется, представляется хранителем и спрашивает, чем может нам помочь. Моя просьба не вызывает у него удивления, наоборот, он любезно проводит нас к дальним полкам, по-хозяйски обводит их рукой, поясняет:

— Тут мы храним записи, сделанные на человеческом языке, чуть дальше — записанные рунами ардере. Я свободно читаю и говорю на обоих, но вам, наверное, не стоит углубляться в язык огненных, сложно, с наскоку не разобрать. Но, если надо, я переведу.

— Спасибо, мы пока сами посмотрим.

— Зовите, если понадоблюсь.

Следующие несколько часов я аккуратно перелистываю всё, что мне удается найти по истории нашего мира. С пожелтевших страниц порой поднимаются целые облака пыли, но Брейди стойко терпит это издевательство, более того, он больше и больше окунается в изучение записей.

К северу от Стены, по всей видимости, бумаге доверяли всё, что имело хоть какую-то ценность. Мне на глаза попадаются не только имена правителей, священные сказания или законы страны, но и описания праздников и ритуалов, карты гор и долин, сведения о налогах и торговле, учебные книги по лекарскому делу, оружию, ремеслам, устройству артефактов, даже легенды и сказки. Я вчитываюсь в тщательно составленный хронологические таблицы, ищу упоминания знакомых мне событий. Их немного, но достаточно, чтобы соотнести вехи жизни ардере с человеческой историей.

Потом мне на глаза попадаются заметки, связанные с нами, избранными. Списки имен с указанием возрастов, краткие сведения о сложившихся парах и рожденных детях. Так странно перелистывать страницы чужих судеб, зная, что однажды окажешься таким же воспоминанием.

Но самое главное не это, чем больше я вчитываюсь, тем больше понимаю: Дорнан не солгал мне ни единым словом. В летописях упоминаются города, о которых я не слышала даже от отца, на картах нанесены дороги, давно скрытые травами и камнями. Сражения и бои времен Великого Перелома описаны безжалостно равнодушно, отступление за отступлением, все поражения и бесплодные атаки. Среди записей почти нет личных писем, но местами даже от официальных строк веет такой безнадежной тоской, что я содрогаюсь: тот, кто видел это своими глазами, воистину прошел через смерть и огонь.

Невольно задерживаюсь на одной из глав: Восстание Королей, о котором упоминал Кеган, трагедия, унесшая жизнь его отца. К югу от Стены не говорили об этих страшных для ардере днях, но теперь мой мир тут, я должна знать, что произошло.

Если верить хроникам, между несущими пламя произошел раздор, когда правящий владыка, отец Дорнана, оставил этот мир, передав власть сыну. Именно этот момент выбрал лхасси Руэйдри, чтобы потребовать от молодого алти-ардере пересмотреть решение о необходимости поддержания Стены. Руэйдри был довольно молод, но пользовался среди ардере большим влиянием, а его идеи — дерзкие, непривычные, амбициозные — едва не раскололи общество надвое.

Лхасси утверждал, что Стена стала главной опасностью и сдерживающим фактором для несущих пламя. Хронист со скрупулезной точностью записал речь мятежного ардере, произнесённую перед тем, как началось кровавое восстание и попытка захватить дворец.

«Мы рождены, чтобы повелевать людьми, — утверждал Руэйдри. — Их ненависть не должна нас пугать. К чему нам бояться искажений, если человеческие тела ничем не хуже наших собственных? Всего-то надо отказаться от устаревшего истинного облика — и мы станем королями смертных, живыми богами, неподвластными старению и времени. Мы сможем выбирать пары не среди горстки избранных в рамках договора, а из великого множества. Одну, две, три? Какая разница, если сила будет на нашей стороне? Изменения — вот, что вернет нам истинную свободу. А небо? Лишь малая жертва за возможность вновь править объединенными землями».

Увы, но слова лхасси пробудили огонь во многих сердцах. На сторону Дорнана встал Айоней, большинство людей-горожан и почти все из ардере сотворенных, за спиной Руэйдри собрались в основном молодые, не видевшие жизни ардере и байниан. Произошло столкновение, унесшее многие жизни, и это стало огромной трагедией.

Мятежники, так и не пробившиеся к сердцу Стены, были вынуждены отступить. Многие были схвачены, другие бежали. Увы, но Руэйдри удалось скрыться одним из первых, потому кара за десятки погибших людей и драконов так и не настигла жреца. Имя его было предано забвению, но на самом деле судьба изменника осталась неизвестной. Умер ли он от ран где-то в горных пещерах или нашел приют в безлюдных землях, не знал никто: многолетние поиски не увенчались успехом.

— Когда это всё произошло, ты знаешь? — Брейди старательно водит пальцем по строкам, наравне со мной погружаясь в события прошлого.

— Кеган говорил, что около шестидесяти лет назад.

— Дай-ка, — мужчина забирает у меня из рук книгу, листает её в задумчивости.

— Ты знал о восстании?

— Нет, — мужчина качает головой.

— А об остальном?

— Да. И нет. Частично, — наконец определяется он.

— От кого? — изумленно впиваюсь в него взглядом.

— От киссаэров. Мне, видимо, повезло больше, чем тебе. Жрец в моем захолустье не боялся рассказывать иную правду и учить смотреть глубже, а слушать внимательнее.

— Но… Я не понимаю, — голова едва не лопается от полученной информации. — Мы с тобой оба выходцы с юга, как же так вышло?

— Как всегда и везде, те, кто умеет подстраиваться, дергать за ниточки, нашептывать и управлять, оказываются наверху, а тех, кто не готов плясать под чужую дудку, ссылают подальше. Если ты не согласен с мнением вышестоящих, превращаешься в досадную помеху.

Он закрывает книгу и смотрит на меня в упор.

— Хочешь сказать, что Риан дергает за ниточки других киссаэров?

— Не только их. Тебя вот тоже нашел, как привязать. Он ненавидит ардере и всё, что с ними связано, рвется к власти, как одержимый. Много кто считает, что он хочет обрушить Стену и развязать новую войну. Вот только большой вопрос, зачем старому лису это нужно. Он же не расчитывает всерьез на победу? Если даже в древности это оказалось невозможным, но что уж сейчас говорить? Знаешь, это прозвучит странно, но я склонен больше верить драконам, чем людям.

В этот раз я не спорю, слишком похоже на правду то, о чем говорит Брейди.

— А если это всё, — я указываю на книги, — тоже ложь? Ведь каждый хочет найти оправдание себе и своим промахам.

— Так посмотри вокруг. Какие еще доказательства тебе нужны?

— Не знаю. — Встаю на ноги, ищу взглядом архивариуса. — Но больше я не собираюсь верить чему бы то ни было без очень веских оснований. — Я подхожу к придремавшему в уголке старику, аккуратно трогаю его за плечо, прошу показать нам самые старые из книг на любом языке, что у них есть.

— Их мало осталось, — вздыхает он. — Люди старались уничтожить саму память о прошлом, изо всех сил пытаясь доказать своё право на эту землю, право первородных. Да и время беспощадно само по себе. Но кое-что еще можно найти.

Он вынимает два тома в тяжелых окованных железом переплетах. Местами страницы опалены, а буквы размыты, мне страшно даже прикасаться к такой древности.

— Не бойтесь, госпожа, мы постоянно обновляем магию хранения, — поясняет архивариус. — Потому что умение помнить — это единственное, что оберегает от повторения ошибок прошлого.

— О чем тут говорится? Я не умею читать руны.

— Тут? О богах, это их истинная история. А вот здесь о том, как настраивать порталы. Много их было раньше: в Грейвсхите, Моэрбитте, древней столице — Кригке. Сейчас, вероятно, одни обломки остались, никто там после войны не живет.